Дневник. Поздние записи [СИ] - Страница 56


К оглавлению

56

— За что? — я отстранилась, не разрывая объятий, и заглянула ему в глаза.

— Я бы хотел ее упрятать, и до конца жизни, и… но Лиур все испортил. Она не доберется до тебя больше. Я знаю, что дел…

— Замолчи. — Я коснулась пальцами его губ. — Она не идиотка, она больше ко мне не сунется. И она наказана. Что может быть хуже, чем потерять своего мужчину?

Он порывисто прижал меня к груди. От прежней жесткости и следа ни осталось. Не знаю почему, но я вдруг почувствовала себя счастливейшей из смертных.

Но нашу идиллию разрушил хриплый голос Марины:

— Осмелюсь спросить, Алекс, что ж ты ее так рьяно не защищал, когда вся школа тыкала в нее пальцем и обзывала мафиозной подстилкой? Каждый раз, когда в радиусе десяти метров от нее появлялся парень, это обсуждала вся школа. — Пальцы Алекса до боли впились в мою спину. Я одним лишь усилием воли отогнала желание попросить его убрать руку… — А если на ее руках оставались после тренировок синяки…

И тут до меня дошло как ее заткнуть, пока она не наговорила целую тонну гадостей!

— А ведь ты его любишь… И ты позволила ему взять вину на себя. Эгоистичная дура!

Она схватилась за живот и чуть сгорбилась, точно от боли. Ее испачканные джинсы вкупе со спутанными волосами визуально снижали реальное ощущение опасности, обычно исходящее от этой девушки. Но она была опасна, потому что никогда не несла ответственности за собственные поступки. Но я знала одно: она по-настоящему ненавидела криминальный мир (не знаю почему, да и какая разница), но факт в том, что не любила бы Марина Бориса, она бы никогда за него не вышла!

— Простишь ли ты себе это? — спросила я у нее. — Он же сядет на значительно более долгий срок.

— Убирайся, — в ответ прошипела она и разразилась рыданиями, среди ее всхлипов часто встречалась фраза «ненавижу».

Любить. Что значит любить? Я размышляла над этим стоя под козырьком здания суда и созерцая разворачивающуюся несколькими ступеньками ниже драму.

Марина любила Лиура. И, вероятно, никогда не любила его сильнее, чем в тот день, в день, когда его уводили. Она бросалась к нему, царапалась, цеплялась за его куртку… Но она позволяла его уводить, она позволяла его осудить. Это эгоистичная любовь.

А Лиур… Лиур в полном соответствии с теорией о мужской полигамии хотел меня, но любил он жену, ради которой предстал перед трибуналом, взяв на себя ее вину. Это пресытившаяся любовь.

А Алекс? Да, он меня любил, готов был оберегать от любых невзгод, готов был погибнуть ради меня. Он мог примчаться с другого конца света ради меня. И не готов был отказаться от своего образа жизни. Собственные тараканы были ему все-таки дороже. И каким бы искренним, чистым и бескорыстным не было его чувство, оно не существовало без дополнительной подпитки. Любовь не для двоих.

Но как любила я? Это был вопрос на миллион долларов. Моя мечта включала в себя день, в котором будет и обручальное кольцо, и дети, и белый кот, и вечера всей семьей у камина… Но я все равно любила человека, который не мог мне это дать. И так любила, что периодически уверяла себя, что семейная идиллия не для меня. Алекс не был пределом моих мечтаний, но порой становился нужен больше, чем весь остальной мир. И да, иногда я просыпалась, начинала искать свое счастье, а потом снова возвращалась в его объятия. Это отчаянная любовь.

Дождь молотил по тротуару, Марина рыдала, в объятиях собственной матери, Лиура сажали в машину, а я стояла в кольце любимых рук и старалась не думать о том, что будет завтра…

В тот самый день мы совсем как раньше гуляли по городу под дождем и фотографировались. А когда устали, затем-то решили позвонить Остроградову, чтобы присоединиться к ним с Ларисой в маленькой кофейне. И некоторое время просто таращились на влюбленную парочку сквозь стекло, глупо хихикая. Но Остроградов нас заметил и, даже не оборачиваясь и не прерывая монолога, показал нам средний палец. А потом было что-то вроде двойного свидания, с которого, однако Алекс ушел слишком рано. Думаю, на эту ночь у него были куда как более интересные планы, чем спирт, которым мы с Димой решили утешиться. Тост вечера был таков: за то, чтобы всем Лиурманам мира досталось по заслугам.

Работать после разрыва с Юрой стало еще тяжелее, нежели до начала отношений. Осознавать, что этот человек был твоим, а теперь нет, всегда непросто. А он ходил раздраженный, все время придирался. Мое заявление о переводе в другой отдел стало спасением и для меня, и для него, и для окружающих. Все было кончено. Я все-таки стала любовницей мафии. Той, о ком пишут грязные заголовки и поливают грязью в зале суда. Действительно ли мы сами выбираем себе любимых? Я так и не узнала ответа на этот вопрос.

Казалось, этот дождь не закончится никогда. Он шел, и шел, и шел. Казалось, скоро сам мир размокнет подобно брошенной в воду бумаге. И мне было ужасно тоскливо и одиноко. Дождь грохотал по подоконникам, кофе остыл, и мне почему-то было ужасно жалко Лиура. Я была в суде, когда ему вынесли приговор. Алекс не сдержал обещание еще раз. Он не стал его валить, чему, признаться, я была рада. И при помощи бешеных денег и бульдога адвоката он получил всего три года.

Я сделала глоток кофе… ну и гадость. Пошла, вылила его в раковину, схватила ключи и, даже не став переодеваться, поехала к Алексу. У него, настроение, кажется, было не лучше, потому что он меланхолично валялся на диване с книгой в руке. И на носу у него снова были очки…

— Иди сюда, — сказал он и подвинулся. Я покорно легла рядом. Придерживая одной рукой книгу, другой он обвил мою талию. — Переверни, пожалуйста, страницу, — попросил он, когда я уже начала засыпать, убаюканная теплом и внезапно нахлынувшим комфортом. — Не хочешь почитать?

56