Дневник. Поздние записи [СИ] - Страница 83

— Господи, это звучит…

— Да, отвратительно. Но не слепая, и это мой способ поиска компромисса. Мы больше об этом не заговорим, просто если передумаешь по поводу знакомства — скажи.

— Хорошо.

Я даже думать об этом отказывалась. Почувствовала себя не более чем блестящей пустышкой.

После этого разговора мы обе занялись привычным и любимым делом: притворством. Сделали вид, что ничего не произошло. Пытались веселиться и смеяться. И все выглядело так естественно, что два Оскара в студию. Она лгала всю жизнь, и не знаю как, но, наверное, бессознательно я все ее манеры и приемы запоминала. Думаю, люди лжецами не рождаются, а становятся. Я никогда не понимала, почему мне так легко оказалось подменить Элю. Но в тот день осознала. Иногда, когда мама думала, что я не вижу, она сбрасывала маску, ее улыбка падала, ее глаза становились пустыми и усталыми. Она всю жизнь это делала. Она всю жизнь играла на публику, да как играла… Но я же с детства видела эти косвенные признаки фальши, никогда не обращала на них внимания, но они были. И я просто подражала ей.

Некоторое время назад я считала, что повторяю судьбу тренера, теперь я понимала, что нет. Женя была куда как более бесхитростна, чем моя мама. Иногда я на нее просто поражаюсь. Мне кажется, за всю ее жизнь не нашлось ни одного человека, с которым она была бы полностью откровенна.

Приехав из магазина, мы начали готовиться. Сварили овощи для салата, заранее испекли коржи для торта Наполеон… Все было чудесно.

Кроме того, что вечером она пошла к себе домой, но ее тело нашла полиция на другом конце города. Ее застрелили. В упор. И никто так и не смог выяснить, что там вообще произошло. И я никогда так и не узнала, зачем она туда пошла и с кем встретилась.

Мама лежала на холодном металлическом столе, я даже долгое время не осознавала, что это она. Полиция со мной не собиралась церемониться, однако я не могла произнести: да, здесь лежит Ирина Орлова. Мне нужно было с ней поговорить, узнать ответы на свои вопросы. Какого хрена ты там вообще забыла?! Ну что тебе дома не сиделось?! Суть произошедшего до меня не доходила. Мы не испекли торт, не отметили мой день рождения, с пресловутым эстон-мартином не познакомились… Мы едва успели помириться! Она была мне нужна! Я не выведала всех ее секретов…

Около входа двери морга нас поджидали, как выяснилось, Дима и Алекс… Увидев их, я чуть не упала от удивления и облегчения. Откуда они узнали?

— Вы не имели права тащить ее туда без адвоката, — сразу возмутился Алекс. Я встала рядом с Димой. Молчала и курила. И, если в такой ситуации вообще можно так сказать, я наслаждалась. Наслаждалась его видом и звучанием голоса. Все было неправильно, в корне неверно… И я должна была чувствовать больше боли, но осознание трагедии не пришло, а облегчение было вообще ни с чем несравнимо. Я могла бы вечно стоять там, стянув края черного воротника-стойки, и смотреть как Алекс орет на людей в форме. И, конечно, курить.

— Как ты? — оборвал мой стазис Дима.

Как я? Я не знала ответа на этот вопрос. Мне было… холодно и пусто. Я не могла осознать, что произошло. Ведь мы даже торт не допекли! Мы не порезали салаты. Она умерла на пороге моего дня рождения. За два дня до. При странных обстоятельствах. От рук человека, которого хорошо знала. Которого подпустила близко. На расстояние выстрела в упор. Это не могло быть правдой.

Но я знала точно, что ноги в тонких колготках щипало от холода. Это было определить легче всего, а потому:

— Мне холодно.

— Карина, я хочу осмотреть твою мать. Я хочу понять, что случилось. Но мне нужно твое согласие.

— Я хочу знать, что случилось, — кивнула я.

— Тогда я… просто оставлю тебя тут, ты не возражаешь?

Алекс повернулся к нам и кивнул ему, сигнализируя идти, подсказывая, что присмотрит.

— Идем, — сказал он, внезапно оставляя в покое стражей порядка.

Мы оказались внутри мицубиши. Там было тепло, но Алекс плюсом ко всему включил печку. Минут пять мы просидели в молчании.

— Я не могу в это поверить, — сказала я. — Это словно шутка. Это не со мной. Мы не допекли торт, — сказала я то, что крутилось в голове чаще остального.

— Какой торт? — спросил Алекс то ли потому что решил, что я сошла с ума, то ли потому что не знал что еще сказать.

— Наполеон. — И я тоже не знала. — Кто тебе сказал?

— Мне позвонили из морга, когда доставили ее тело… ну в смысле твою маму.

— Она пошла домой. К себе. Из моей квартиры. Она мне так сказала.

— Тебе нельзя быть одной. Позвони этому… Виту. — Алекс поморщился, словно произнести имя Вита было для него поступком тяжелым.

— Он в Москве.

— И что?

Я чуть заметно кивнула. Он был прав. Я не могла сейчас остаться одна. Мне больше некому было звонить.

— Алло, Вит, привет, — как-то непозволительно ровно произнесла я. — Знаешь, тут такое дело… мою маму убили… так что приезжай, пожалуйста. Сейчас.

— Боже, — выдохнул он. — Мне так жаль… Я не могу в это поверить. — И несколько минут молчания. — Послушай, я не могу уехать, от этого соглашения все зависит…

— И я завишу. Я тоже завишу, — напомнила я.

— Я понимаю, но не могу…

— Вит, о чем ты говоришь? Почему ты не можешь приехать?

— Я хотел бы, клянусь, но это работа, ты же понимаешь…

— Нет, я не понимаю. Работа от тебя никуда не денется, а я могу… я могу сказать тебе, что пошла домой, а вернуться с дырой в груди в пластиковом пакете…

— Что за ужасы ты рассказываешь?!

— Я рассказываю не ужасы, а то, что случилось с моей мамой!