Дневник. Поздние записи [СИ] - Страница 85

После этих слов Надя прониклась, и водку от меня убрали подальше. Да еще и Диму посадили присматривать за состоянием моего алкогольного опьянения. В общем когда вернулся Алекс, я возблагодарила небеса. Он приехал на хаммере. Нетипично. К тому же одет он был неформально и совсем не для похорон: бежевый свитер, кожаная куртка и синие джинсы. Мы не стали дожидаться окончания поминок и уехали. Алекс усадил меня на заднее сиденье, и под влиянием стресса и алкоголя, я очень быстро уснула.

А когда проснулась, машина уже стояла на месте.

— Вставай, — прошептал Алекс. И я открыла глаза.

— Где мы? — Коттеджи вокруг какие-то.

Дом рядом с нами был приземистым, выстроенным буквой П. Как испанская асьенда.

— Пойдем.

И мы зашли внутрь здания, я ошалело заморгала. Его дом? Алекс бросил прямо на пол сумку и… мой фотоаппарат и куда-то ушел, велев подождать. А я смогла осмотреться. Модерн, постмодерн. Строгая геометрическая мебель, цвета в приглушенной гамме. У меня не было никаких сомнений, что это помещение обставлял Алекс лично. Здесь все было от него. И все было восхитительно. Но жемчужиной архитекрутной мысли явилась стена, выходящая во дворик-патио. Выполненная из стекла. Боже, это было настолько великолепно, насколько вообще могло. Я мечтала оказаться здесь зимой, чтобы увидеть этот дворик заснеженным и нетронутым. Я даже сползла по стеклу на пол, не в состоянии оторваться. Мрачный осенний пейзаж был великолепен. Он совсем не тяготил. Понятия не имею, как такое возможно.

Алекс вернулся и улыбнулся, глядя на меня.

— Нравится?

— Бесподобно, — не покривив душой, сказала я.

— Идем, я тебе еще кое-что покажу.

Он толкнул какую-то дверь, и я опасливо на него взглянула.

— Страшный темный подвал? Ты, часом, не Синяя Борода?

Но все же спуститься я рискнула. А там… там обнаружилась комната, оборудованная для проявления пленки. Это было как контрольный в сердце. Он говорит мне, что не собирается рисковать своим безоблачным будущим ради меня, но строит дом с комнатой для проявления фотографий, хотя, спорю, никто больше среди его знакомых не возится с пленками лично…

Я обернулась к нему и закричала:

— Что ты делаешь? Ты издеваешься?

Слезы хлынули из глаз, и я ничего не могла с собой поделать.

— Я запуталась, я окончательно запуталась. Что я должна делать? Ты вышвырнул меня, и я все потеряла, я потеряла свою прежнюю жизнь, у меня ничего не осталось. Только чертов Вит, который может опоздать на полтора часа из-за совещания и не улетает из Москвы, когда умирает последний родной мне человек. А ты привозишь меня в новенький дом, где есть комната для меня лично. Может это просто дурной сон? Может я как в фильме Ванильное Небо просто годами вижу сны, потому что вся моя жизнь — симфония сюрреализма! Что, твою мать, мы все делаем?!

А он просто пожал плечами.

— Мы выживаем как умеем в условиях, в которые поставлены. Мечтаем и рушим мечты друг друга. Боремся, проигрываем, все равно боремся, падаем и поднимаемся. Но, главное, мы надеемся. Думаю, если бы не надежда, мы бы давно все устроили массовое показательное самоубийство. Пока есть надежда, есть смысл. И я просто хотел… надеялся доказать тебе, что что бы ни было, тебе всегда есть место в моей жизни и даже моем доме…

— Я тебя ненавижу! — завопила я.

— Не так сильно, как я тебя! — попытался переорать меня Алекс.

А затем мы бросились друг на друга, чуть не разрывая одежду. Тусклый красный свет добавлял ситуации драматизма, будто было недостаточно того, что на моем пальце красовалось кольцо другого человека, а маму застрелили меньше трех суток назад. Но черта с два это имело хоть какое-то значение. Если Алекс в сексе искал забвения, то в тот день я его прекрасно понимала. Я не позволила ему ни ласк, ни поцелуев в губы, я хотела только того самого.

Было невероятно жарко и громко. Ванночки для химрастворов разлетались во все стороны со звоном и грохотом. И я думала, что просто не переживу вспышку последовавшего удовольствия.

И дальше лучше не стало. Может быть мы выбрались из подвала, род деятельности не сменили. Добавили к процессу бутылку вина и роскошный вид на патио.

Наутро я чувствовала себя счастливой, но только открыла глаза, реальность снова обрушилась на меня всей своей серой удушающей массой. Секс сексом, и тело обмануть можно, но я потеряла родителей, друзей и вообще все. И я не знала, что делать дальше. Несколько минут я просто задыхалась от осознания, что моя изумительная, блистательная, манящая жизнь рассыпалась на кусочки. И тогда я повернулась к Алексу. Он еще спал. И на какое-то мгновение окончательного безумия и отчаяния я вдруг подумала, что смогу смириться с тем, как он живет, позволить ему делать все, что хочется, лишь бы он не выгонял меня, лишь бы позволил просто сохранить то, что еще можно было спасти. Мое безумие длилось всего мгновение, и оно прошло. Но что-то все же изменилось. Я вдруг поняла, что как бы ни было отвратительно одной, к Виту я не вернусь. Нет. Мне нужен рядом человек, на которого я могу в случае чего опереться. От этих мыслей у меня с души словно камень свалился. И поддаваясь какому-то сумасшедшему порыву, я обхватила руками лицо Алекса и стала покрывать его поцелуями. Не думаю, что Алекса хоть раз будили таким образом. Но он не удивился, улыбнулся и притянул меня к себе.

Мы пробыли в этом райском месте целых пять дней (столько я взяла от отпуска). Мы и болтали, и фотографировались, и спали, и ели, и смотрели глупые старые фильмы, и, конечно, любили друг друга. Казалось, в этом доме время остановилось. Это был пузырь, изолировавший нас ото всего мира, наполненный счастьем. Выходили мы всего пару раз — в ближайший магазин. Я чувствовала себя виноватой за то, что недостаточно горевала, за то, что пыталась забыть о потере мамы, за то, что врала себе, что ее просто нет рядом. Иначе я не могла.