— Я тебе сейчас вот врежу, и ты ведь встать самостоятельно не сможешь, — сухо предупредил Константин.
— И ты приезжаешь, просишь и тебе за просто так сливают всю подноготную?!
— Карин, в какой ты реальности существуешь? — устало спросил он, на глазах трезвея. — За просто так это вообще что? Где ты вообще это выражение услышала? За просто так можно только пулю в подворотне получить. И, знаешь ли, я все больше склоняюсь к мысли, что твоя мать именно на это и напоролась. Еще одна была «за просто так».
— А эстон-мартин, с ним ты уже говорил?
— Эстон-мартин? — заинтересовался Константин.
— Не лезь, — отмахнулся Алекс. — Пока нет.
— А, может, с него надо было начать? Потому что он единственный, к кому она могла идти ночью…
— Ага, только живет на другом конце города! — кивнул Алекс и снова уткнулся в распечатки.
— Ну нет, если ты лезешь в такое пекло, я тебя одного не оставлю, — я спустилась по ступенькам, подхватив полы своего длинного платья.
— Вот именно поэтому я ничего тебе не говорил, — устало сказал он. — Мне казалось, ты четко дала понять свое отношение…
— Я сказала, что не буду с тобой жить, а не что если ты сдохнешь — обрадуюсь.
Константин зафыркал от смеха.
— Что это? — спросила я. Алекс молчал.
— Данные прослушки телефонных звонков, в которых говорилось об Ирине Орловой, — сообщил Константин, сжалившись.
— И это все о маме?! — Я была в шоке от стопочки.
— Нет, — отмахнулся Граданский. — Просто у вас распространенная фамилия.
— А, ладно.
И мы втроем вошли в холл ресторана, оккупировали уголок для курения и, наверное, полчаса сидели и решали, что из распечатки о маме, а что нет. За это время почти успели перестать друг друга подначивать.
— Ты правда собираешься участвовать? — спросил меня Алекс, когда Константин уехал
— Да. Это будет правильно. И я не могу позволить тебе рисковать одному. Тем более раз ты делаешь это ради меня и только.
Он долго смотрел на меня со странной смесью боли и смирения.
— Ты меня любишь? — спросил он, обнимая меня. — Правда?
У меня сдавило горло. Я даже вынуждена была откашляться.
— Да. Люблю. Алекс, то, что я сказала… я не… я не… я просто не могу с тобой жить… — И к собственному ужасу добавила: — сейчас.
А его это успокоило. Он улыбнулся и спросил:
— Ты хочешь познакомиться с этим человеком? С эстон-мартином? Неужели пойдешь со мной?
— Он опасен?
— Да, Кари. Он опасен.
— Тогда я пойду с тобой. Непременно. Только послезавтра у меня самолет, я должна улететь по делам Манфреда Монацелли. Это нельзя отложить, он еще со мной не связывался с тех пор как предложил работу. Можно после? Он ведь никуда не денется?
— Конечно, нет.
На следующий день я обнаружила в доме Алекса (где мы встретились после работы) новую зубную щетку и банный халат. Я стояла и смотрела на них, не в состоянии перестать реветь. Я знала, что Алексу будет не просто больно узнать о моем отъезде, а практически невыносимо. Я лгунья и дрянь. Но другого способа выживания я уже не представляла.
Разговаривать с Манфредом Монацелли на тему перевода меня в команду бабочек на постоянной основе было очень тяжело. Каждое слово будто отрывало от меня по кусочку. Но он легко согласился взять меня в штат на равных правах с Марко, Такаши и Шоном. На испытательный срок, он никому не отказывал сходу, но если ты проваливался, то обходился очень-очень жестоко. Только выбора у меня не было, это была идеальная работа для матери-одиночки, за которую я планировала уцепиться зубами. Большей частью дистанционная, с гибким графиком, а, главное, в Европе.
Если бы я только представляла, что меня ждет, я бы отказалась, сняла с Алекса обещание, притворилась, что все хорошо, что действительность меня устраивает. Сказала бы себе и всем, что маму не вернуть, а убийцу не посадить. Как всегда. Все лучше, чем правда.
— Куда мы едем? — спросила я Алекса.
— Помнишь, я сказал, что надо пообщаться со всеми Граданскими?
— Да.
— Ну так вот мы и едем… общаться.
Меня доканывало плохое предчувствие. Я не могла понять причин. Константин казался искренне заинтересованным в сотрудничестве, я не знала, что ему пообещал Алекс, но не считала, что он вдруг взбрыкнет. Да и когда мы переписывались с Виктором, психопатом тот мне не показался. Но я не могла отделаться от этого жуткого предчувствия, вообще ни о чем больше думать не могла.
И ему нашлось просто изумительное объяснение.
— Номер квартиры шестьдесят восемь, — сказал вдруг Алекс.
— В смысле ты со мной не пойдешь? — не поняла я.
— Думаю, ты предпочтешь подняться чуть позже, — загадочно сказал он, подъезжая к дому Виктора Граданского. К дому, на парковке которого красовался ослепительно-прекрасный баклажановый эстон-мартин.
Меня будто под колокол поставили и с силой по нему ударили… А Алекс просто оставил ключи в зажигании и вышел из машины, оставляя меня задыхаться в одиночестве.
Часы тикали, но я была не в состоянии встать и выйти из машины. Я так злилась, что вышвырнула в окошко найденные в мицубиши сигареты, чтобы не закурить и не навредить своему ребенку. Мучилась ужасно, до мяса сгрызла ноготь на большом пальце, но сдержалась. И все это время напрягала имеющиеся индуктивно-дедуктивные способности. Хреновый из тебя, Орлова — хотя какая, к черту, Орлова — Шерлок. Любовником моей матери был Виктор Граданский, у которого дочь, похожая на меня как две капли воды. Это не могло быть совпадением. Я копалась в собственной памяти. Алекс не говорил мне какого числа родилась Эльвира Граданская, и он делал это специально. Потому что тогда все разом встало бы на места. А родилась она двадцать пятого октября двадцать четыре года назад. А это значило, что моя мать воспользовалась тем, что когда мне было четыре я потеряла память, и просто представила мне нового папу, оставив Эльвиру в утешение Виктору. На, мол, играйся со второй.